Думаю, ошибочно «вселять» Бога в уста. Молиться можно молча, одним умом. Бог присутствует везде, но действе его духовно, поэтому оно «присутствует» не в устах, а в сердце, в духе человеческом.
А например, в святую воду "вселять" Бога ошибочно?
"Исполненные благодатью" подвижники начали свою проповедь:
"Депутация во главе с Булатовичем вошла в скит. Булатович сказал встретившей его молодежи: “Ватопедские старцы приказали скит от “соуры” (сора) очистить”. Молодежь, она же и “боевая дружина”, торжествовала. Сопровождаемый дружиной, Булатович проследовал к нам в зало, смело подошел к столу, за которым находился игумен, и, не дав нам обычного привета, повернулся к игумену задом. Повернувшись к двери, он прокричал:
– Наши! Наши! Идите сюда!
Эти “наши”, то есть боевая дружина, гуськом потянулись к нему и переполнили зало. Вошли приблизительно человек 50. Булатович обратился к игумену и дерзко спросил:
– Вы добровольно сдадите свое игуменство?
– А разве у вас есть на это бумага? – сдержанно ответил игумен.
Булатович молчал.
Игумен сказал:
– Отец Антоний, ты чужой человек, что тебе здесь нужно? Иди в свое место.
Дружина Булатовича закричала:
– Наш! Наш! Он наш!
Булатович, глядя на игумена, с возрастающей дерзостью крикнул:
– Ты сдаешь игуменство?! Уходишь отсюда добровольно?!
Игумен на это ничего не сказал. Булатович обернулся к дверям и, крестясь, произнес:
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
И мы все перекрестились. Я ожидал, что он будет держать какую-нибудь речь или скажет поучение. Но перед нами предстала страшная картина: Булатович опять повернулся к игумену и, бросаясь на стол, нараспев прокричал:
– У-у-р-р-а-а! Бе-ри-и-те!
(19 ноября 1914 года Булатович заявил у нас на петроградском подворье, что это кричание составляет ему честь.)
Это было условным сигналом. Началось избиение непокорных Булатовичу. Ожесточение имябожников не знало пределов. К счастью, в зале нечем было им вооружиться и благодаря этому и пассивности с нашей стороны не было убитых. Били кулаками, сбитых с ног топтали, влачили за волосы и, избитых, выкидывали за дверь. За ней, в коридоре, на обширной площадке, продолжала их избивать озверевшая молодежь имябожников. Этой кровавой картины мне никогда не забыть. Особенно мне врезалось в память избиение иеромонаха Меркурия. Озверелые бойцы били его более по голове, по рукам и несколько раз сбивали с ног и, когда ему удавалось встать, опять и опять били по чему попадало, несмотря на то что он был окровавлен. Все его вооружение и защита были крестное знамение и молитва Иисусова, которые он повторял во множестве раз.
Монах Николай (певчий) в ужасе разбил окно и под удары кулаков силился выскочить вон, не обращая внимания на то, что под окном каменный пол, о который можно насмерть разбиться.
К нам с игуменом, стоявшим за столом, как будто за крепостью, образовался доступ. Ко мне подскочил атлет монах П-ий и, схватив за рукав, дернул, крича: “Климента берите! Он главный защитник!” Но благодаря братии, тесно окружавшей нас, я устоял, в противном случае пришлось бы мне поплатиться черепом, ударясь о каменную стену. Стоя на месте, я со скорбью наблюдал, как имябожники избивали православных, и лишь тем утешался, что с нашей стороны никто не поднимал рук в защиту себя. Это само собою говорило, что дело наше правое.
Одна половина зала опустела, в другой расправа продолжалась. Один из ярых главарей имябожников, монах М-ко, схватил игумена за руку и стоял молча, очевидно, ждал, чтобы ему пришли на помощь другие, дабы вывести игумена небитым. Предполагая, что по уводе игумена из зала бойня в нем прекратится, я тихо сообщил игумену свое предположение. Он с ним согласился и, поддерживаемый за одну руку мною и главарем-имябожником за другую, вышел на площадку, помянутую выше, ведущую к Андреевской церкви. Здесь разъяренная толпа имябожников ждала себе жертв. На нас накинулись озверевшие бойцы. Игумена, однако ж, вывели небитым по направлению к Андреевской церкви, а меня потащили к черному ходу и, сбив с ног, стали бить без милосердия. Я думал, что настали мои последние минуты. Но Булатович скомандовал: “Довольно! Довольно! Убьете! Убьете!” И избиение меня прекратилось.
Волоком подтащили меня к лестнице парадного крыльца и снова начали бить. Булатович опять закричал: “Убьете! Довольно! Довольно!”
Я встал, меня бойцы крепко держали за руки, не зная, что далее делать. Я сказал: “Пустите меня, я уйду”. Они меня повели по лестнице вниз. На ходу я заметил, что под левую руку поддерживает меня монах С-ой. Он незадолго перед этим просил меня научить его грамматике и катехизису, но, услышав от меня, что ему ранее полгода трудно усвоить эти предметы, убоялся трудов и учиться не стал. Теперь лицо его было страшно искажено и дышало злобой. Я в ужасе от него отвернулся".
и т.д., такие плоды "подвижничества".
"И оправдана премудрость всеми чадами ее." (Лук.7:35)
